Заколоть ее ножом прямо на пороге дома, пусть этот Раннер попотеет от страха. Эту безответственную дрянь будут допрашивать. Так пусть хоть раз в жизни за что-то ответит. В конце концов дело спишут как случайное преступление и поверят в это так же, как и в автокатастрофы, отказы двигателей вертолета, которые он устраивал. Недалеко от Арканзас-Сити он утопил мужика в его собственной пшенице, но все выглядело естественно: опрокинулся грузовик. Его инсценировки всегда зависели от времени года. Во время весеннего половодья люди тонут, осенью происходят несчастные случаи на охоте. Январь — месяц для взломов и убийств: Рождество позади, наступивший год еще раз напомнил, что в жизни мало что изменилось. Да, в январе люди становятся злыми.

Они с ней решили, что он заколет ее охотничьим ножом — ударом прямо в сердце. Все будет кончено за полминуты, и, говорят, это совсем не больно — слишком велик шок. На следующее утро ее найдет сестра; она сказала, что позаботилась о том, чтобы та приехала как можно раньше. Заботливая.

Нужно скорее вернуться домой в Небраску и вымыть голову. Он чистил себя снегом, голова дымилась от холода, но волосы оставались липкими. На нем не должно быть крови, нужно от нее избавиться. В машине тоже пахло кровью.

Он остановил машину на обочине, руки в перчатках вспотели. Ему показалось, что перед глазами по снегу пробежал ребенок, но решил, что ему привиделась девочка, которую он убил: пухленькое создание, головка в косичках. Она побежала, он запаниковал, видя в ней не ребенка, нет, а жертву, дичь, которую надо остановить. Он не хотел этого делать, но никто не должен видеть его лица, он должен был себя защитить и добраться до нее прежде, чем она своим криком поднимет других детей, — он знал, что в доме есть еще дети и у него не хватит духу убить всех. Его миссия не в этом, его миссия — помогать людям.

Девчушка развернулась, чтобы бежать прочь, и вдруг в его руках оказался топор. Он заметил и ружье, но решил, что топор тише и шума удастся-таки избежать.

А потом у него, наверное, помутился разум. Он так разозлился на ребенка, что несколько раз ударил ее топором. Так разозлился на рыжую женщину за то, что она все испортила, что не умерла правильно. Девчушку он зарубил топором. А матери четырех детей снес часть черепа выстрелом из ружья, вместо того чтобы позволить ей умереть, как она того заслуживала. Вместо тихой смерти у него на руках последние мгновения ее жизни превратились в ужас, кошмар в собственном доме. Он зарубил девчушку.

Впервые в жизни Кэлвин Диль подумал, что он убийца. Он откинулся на сиденье и заревел, как раненый бык.

Либби Дэй

Наши дни

Прошло тринадцать дней с тех пор, как Диондра и Кристал подались в бега, а полиция их так и не нашла. За это время не удалось отыскать никакой зацепки, чтобы связать гибель Мишель с Диондрой. Розыск терял обороты, дело начинало сводиться к поджогу.

Лайл зашел ко мне посмотреть нехорошие программы по телевизору — его новая привычка. Я позволяла ему приходить при условии, что он не будет многословным. Условие всегда было жестким, но в те дни, когда он не приходил, я скучала. Мы смотрели какое-то особенно абсурдное шоу, когда Лайл вдруг слегка выпрямился на стуле:

— Эй, а не мой ли это свитер?

На мне был один из его чересчур облегающих пуловеров, который я когда-то забрала с заднего сиденья его машины, но на мне-то он смотрелся куда лучше.

— На тебе он хуже сидит, — сказала я.

— Помилуй, Либби. Ты ведь могла попросить, и все. — Он снова повернулся к экрану, на котором две женщины собирались сцепиться, как две злые собаки. — Ах, Либби, Либби — Загребущие Ручонки. Как плохо, что ты не покинула дом Диондры, скажем, с ее расческой. У нас тогда был бы образец ее ДНК.

— Ах, всесильная ДНК, — сказала я. — Я перестала в нее верить.

На экране одна блондинка схватила за волосы другую блондинку и толкала ее вниз по ступенькам. Я переключила телевизор на канал, где шел документальный фильм о жизни крокодилов.

— Господи! — Я выскочила из комнаты, а когда вернулась, шлепнула на стол губную помаду Диондры и термометр.

— Лайл Вирт, вы великолепны, — сказала я и обняла его.

— Ага, — сказал он и рассмеялся. — Класс! Либби — Загребущие Ручонки считает, что я великолепен.

— Именно так.

ДНК с обоих предметов по группе совпала с кровью на простыне Мишель. Розыск возобновился с новой силой. Недаром Диондра так настаивала на том, что в ту ночь не заходила в наш дом. Научные достижения одно за другим облегчали сравнение образцов ДНК: она каждый год, должно быть, чувствовала, что опасность только возрастает. Так ей и надо.

Ее выследили в городе Амарилло в Техасе — она пыталась получить деньги. Кристал не нашли, но Диондру взяли, хотя в машину ее засовывали целых четыре копа. Итак, Диондру арестовали, а Кэлвин Диль дал признательные показания. Поймали даже какого-то агента по ссудам, от одного его имени у меня по коже бежали мурашки: Лен. Однако Бена пока из тюрьмы не выпустили — не так все быстро делается. Диондра не сознавалась, а до суда над ней моего брата выпускать не собирались. К тому же он отказывался давать против нее показания. В конце мая я наконец снова выбралась к нему.

Он выглядел изнуренным и слабо улыбнулся, когда я садилась по другую сторону стекла.

— Я боялась, что ты не захочешь меня видеть.

— Диондра не сомневалась, что ты ее разоблачишь. Она, похоже, не ошиблась.

— Вроде того.

Ни один из нас не выказывал желания идти в разговоре дальше. Бен оберегал Диондру почти двадцать пять лет, а я взяла и вывела ее на чистую воду. Он казался раздосадованным, но не опечаленным. Возможно, он все время надеялся, что ее разоблачат. Во имя себя же самой мне очень хотелось в это верить. Легко было не задавать вопросов.

— Бен, тебя скоро выпустят. Ты можешь в это поверить? Ты будешь на свободе.

Между прочим, это еще вопрос. Конечно, хорошо, когда есть улики, но признание-то лучше. И все-таки я надеялась. Надеялась.

— Я не стану возражать, — сказал он. — Возможно, пришло время. Кажется, двадцать четыре года — срок достаточный. Достаточный за… за то, что не вмешался. Что позволил всему случиться.

— Я тоже так думаю.

Мы с Лайлом восстановили события той ночи, собрав воедино обрывки того, что рассказала мне Диондра. Они с Беном находились в доме, готовясь к побегу, но случилось нечто такое, что взбесило Диондру, и она убила Мишель. Бен ее не остановил. Мне кажется, Мишель каким-то образом узнала о ее беременности, о тайном плоде. Когда-нибудь потом я расспрошу об этом Бена подробнее, но я знаю, что сейчас он мне ничего не скажет.

Два Дэя сидели напротив друг друга, думали о своем и молчали. Бен почесал прыщик на руке, и из рукава показалась последняя буква из татуировки «Полли».

— Кристал… Либби, что ты можешь рассказать о Кристал? Что же все-таки произошло той ночью? Я слышал разные версии. С ней… плохо?

Значит, тем, что произошло в заброшенном холодном доме, теперь интересуется Бен. Я прикоснулась к следу от утюга на виске.

— У нее хватает ума столько времени водить за нос полицию, — сказала я. — А Диондра ни за что не скажет, где скрывается дочь.

— Я не об этом спрашиваю.

— Не знаю, Бен, она ведь защищала мать. Диондра говорит, что рассказала Кристал обо всем, — думаю, она не врет. Что-то вроде: «Я убила Мишель, но никто не должен об этом знать». Что может произойти с девчушкой, которая знает, что ее мать — убийца? Она об этом непрерывно думает, пытается как-то с этим смириться, вырезает из газет снимки погибших родственников, зачитывается дневником погибшей тетки до такой степени, что может повторить слово в слово, что там написано, она знает малейшие подробности, но всегда готова встать на защиту матери. А тут вдруг появляюсь я — и именно Кристал проговаривается. Что она делает? Пытается исправить положение. Я, пожалуй, в состоянии ее понять и не буду ей вредить. По крайней мере, из-за меня она в тюрьму не попадет.