Зато теперь-то он точно знал, что такое насилие, и хотел продолжения. Через несколько дней он об этом подумает. Звонок прозвенел — былого уже не воротишь. Он будет мысленно постоянно возвращаться к этой бойне, но Трей и Диондра вряд ли возьмут его с собой еще раз, а в одиночку ему пойти на это слабо, потому что он, как всегда, окажется жалким трусом.

По-прежнему стоя к ним спиной, он поднял ружье к плечу, развернулся, взводя курок, резко обернулся и выстрелил. Воздух зазвенел, ружье, как старый друг, толкнуло в плечо — будто похвалило за отличный выстрел. Он снова зарядил его, шагнул в поле, выстрелил.

В ушах звенело, в воздухе запахло дымом. Он возвышался над мертвыми кучами, а Трей с Диондрой впервые в жизни не проронили ни слова.

Либби Дэй

Наши дни

За то время, что я торчала в Оклахоме и не выходила на связь, Лайл оставил на моем автоответчике девять сообщений невероятно широкого диапазона тонов. Первое произносилось шутливо, с озабоченностью престарелой аристократки, которая, слегка гнусавя, справляется о моем здравии, далее тон последовательно менялся с раздражительного на суровый, настойчивый и перепуганный, а в последнем вернулся к дурашливому. «Не перезвонишь — приеду… и тогда горе тебе!» — вопил его голос на записи, а затем добавил: «Не знаю, правда, смотрела ли ты „Тумстоун“».

Конечно, этот вестерн я смотрела, но у Лайла получилась жалкая пародия на Курта Рассела в роли Уайетта Эрпа.

Я перезвонила, неожиданно для себя продиктовала адрес и сказала, что он может приехать, если захочет. Было слышно, как женский голос его просит: ну что ты в самом деле, спроси ее, спроси; при этом Лайл, очевидно, прикрывал трубку рукой. Не Магда ли выражает желание получить отчет о результатах моей встречи с Раннером? Что же, охотно сообщу. Мне и самой хотелось поделиться, иначе я способна снова залечь в кровать и не высовываться еще лет десять.

В ожидании гостя я занялась волосами. Возвращаясь со свидания с Беном, я заехала в магазин за краской для волос, чтобы, как обычно, покраситься в платиновую блондинку, но в конце концов у меня в руках оказалась коробочка, с которой кокетливо улыбалась рыжеволосая красавица. Я ведь предпочитаю не заморачиваться, а с рыжими волосами мороки меньше. К тому же я подумывала о том, чтобы вернуть себе первоначальный цвет, с тех самых пор, когда Бен заметил, как здорово я похожа на маму. Эта мысль казалась особенно привлекательной: я надеялась, что, если появлюсь у трейлера Дианы, похожая на ожившую Пэтти Дэй, этого, возможно, будет достаточно, чтобы она снова пустила меня к себе (зараза, так и не звонит!).

Я распределила по волосам темно-красную массу с легким запахом чего-то горелого. Оставалось держать краску еще четырнадцать минут, когда в дверь позвонили. Ну конечно, Лайл и, конечно, рано. Он влетел в дом со словами о том, какое облегчение почувствовал, когда я наконец позвонила, но вдруг отпрянул:

— Что это у тебя? Химию делаешь?

— Нет, возвращаюсь в рыжий цвет.

— Здорово. Натуральный.

За тринадцать оставшихся минут я рассказала ему о Раннере и Диондре.

— Ясно, — произнес он, глядя куда-то влево и подставляя мне ухо в своей обычной задумчивой позе. — Значит, по словам Бена, в тот день поздно вечером он ненадолго вернулся домой, поругался с матерью и снова ушел, поэтому не знает, что произошло потом?

— Да, — кивнула я.

— А что произошло, по словам Раннера? Либо твоих убил Трей, потому что Раннер задолжал ему деньги, либо в ходе какого-то дьявольского ритуала их убили Бен и Трей? Сначала твою семью, а потом еще и Диондру? А что Раннер сказал по поводу того, что подружка лишает его алиби?

— Он сказал, пусть отсосет. Извини, мне нужно смыть краску.

Он сопроводил меня в ванную, занял дверной проем, держась обеими руками за косяк, и задумался.

— Либби, можно, я поделюсь с тобой одной своей мыслью в связи с событиями той ночи?

Я стояла согнувшись, сунув было голову под кран над ванной (какой может быть душ в месте с названием «вон туда по вон той дороге»!), но на секунду застыла.

— Я хочу сказать, не думаешь ли ты, что убийц было двое? Не знаю, каким образом, но двое? Мишель просто… На твою маму и Дебби устроили чуть ли не охоту А Мишель умирает в постели — ее душат. Какие-то уж больно разные преступления. Мне так кажется.

Я неуклюже пожала плечами и сунула голову под струю воды, чтобы заглушить окружившие меня со всех сторон звуки Черной дыры. К стоку в ванне устремился багровый поток. Все в том же перевернутом состоянии я почувствовала, что Лайл забрал у меня тюбик и легонько постучал по затылку. Деловито и совсем не романтично.

— У тебя там след остался! — прокричал он, перекрывая шум воды, и вернул тюбик. Я выпрямилась, но он потянулся ко мне и схватил за ухо. — На мочке тоже краснота. Вряд ли она будет сочетаться с сережками.

— У меня не проколоты уши, — сказала я, расчесываясь и пытаясь понять, угадала ли я с цветом. И очень старалась отогнать мысли о мертвых телах моих родных — сейчас только волосы, только волосы!

— Правда? А я думал, что все девчонки прокалывают уши.

— Рядом со мной не было человека, который бы мне в этом помог.

Растерянно улыбаясь, он наблюдал за моими манипуляциями с расческой.

— Ну и как цвет?

— Узнаем, когда высохнут.

Мы сели на диван в гостиной, каждый на свой край, и замолчали, прислушиваясь к вновь зарядившему дождю.

— У Трея Типано алиби, — наконец произнес он.

— У Раннера оно тоже, между прочим, имелось. В их случаях заручиться алиби было нетрудно.

— А может, тебе следует пойти дальше и официально отказаться от своих показаний?

— Никаких отказов, пока не буду уверена в правильности такого поступка, — заявила я твердо. — И никак иначе.

Дождь становился все сильнее, и я пожалела, что у меня нет камина.

— Тебе ведь известно, что в день убийств ферма пошла в счет уплаты долгов? — спросил Лайл.

Я кивнула. Это был один из множества новых фактов, которые осели у меня в памяти благодаря Лайлу и его материалам.

— Не кажется ли тебе, что это не простое совпадение? Что-то мы все-таки упускаем из виду. Что-то очевидное. Смотри: девчонка лжет, ферма разоряется, у любителя делать ставки требует вернуть долг — кто бы подумал! — букмекер, почитающий дьявола. И все в один и тот же день!

— И в этом деле лгут абсолютно все. И лгали.

— Что будем делать? — спросил Лайл.

— Телевизор смотреть, — сказала я, щелкнула кнопкой, вернулась на диван и отделила от волос почти сухую прядь. Она оказалась огненно-рыжей, но это, в конце концов, мой натуральный цвет.

— Знаешь, Либби, я очень тобой горжусь, — произнес он торжественно.

— Пожалуйста, не надо, а то в твоих устах это звучит уж очень покровительственно. Терпеть не могу покровительственный тон.

— Никакой он не покровительственный! — В его голосе появились звенящие нотки.

— Значит, ненормальный.

— Нет. Я хотел сказать, как круто, что я с тобой познакомился.

— Ах боже мой, какая удача! С таким достойнейшим человеком!

— Но ты действительно достойнейший человек.

— Прекрати, Лайл. И больше не начинай, хорошо? — Я подтянула коленку к подбородку, и мы оба сделали вид, что погрузились в просмотр кулинарного шоу с ведущим, голос которого звучал чересчур оживленно.

— Либби?

Я медленно подняла на него глаза, словно это доставляло мне боль.

— Могу я тебе кое-что рассказать?

— Рассказывай.

— Ты когда-нибудь слышала о лесном пожаре неподалеку от Сан-Бернардино в девяносто девятом? Пожар тогда уничтожил восемьдесят домов и без малого тридцать семь тысяч гектаров леса.

Я пожала плечами: кажется, Калифорния горит постоянно.

— Его устроил я. Но не специально. По крайней мере, я не думал, что ситуация выйдет из-под контроля.

— Что?

— Я был совсем мальчишкой, мне было всего двенадцать, и никаким я поджигателем не был, но у меня в руках почему-то оказалась зажигалка. Мне нравилось ею щелкать. Я был в горах недалеко от дома, было страшно скучно, я шел по тропинке, кругом — сухостой. Чиркал зажигалкой и смотрел, займутся ли верхушки травы. Такой сорняк с пушистыми верхушками…